Президент Академии военных наук России генерал армии Махмут Гареев: Его справедливо называют «русским Хемингуэем»

Президент Академии военных наук России генерал армии Махмут Гареев (на фото справа) о писателе Константине Симонове: Его справедливо называют «русским Хемингуэем»

Фото: РИА Новости

Генерал армии Махмут Гареев - участник Великой Отечественной войны. Воевал на Западном и 3-м Белорусском фронтах. Попадал во многие боевые переделки (в том числе и под Ржевом, в период самых лютых боев с фашистами). Дважды был ранен. Войну закончил в 1945-мо на Дальнем Востоке. Понятно, что фронтовую жизнь он знает насквозь. И потому резко возмущается каждый раз, когда в кино, в театре, в документальной или художественной литературе сталкивается с брехней о войне. Среди многих отечественных военных писателей Гареев больше всех ценит Константина Симонова. С ним он был знаком еще с фронтовых времен. Сегодня Махмут Ахметович рассказывает о своих встречах с Симоновым, размышляет о гранях его таланта и о том, как литературное слово долдно служить пользе Отечеству. Служить по-симоновски...

В ЛЕСУ ПОД МЕДЫНЬЮ

Я познакомился с Симоновым в 1942 году, в районе Медыни, когда он приезжал на фронт в нашу 120-ю стрелковую бригаду Западного фронта. Наш батальон после активных боевых действий вывели во второй эшелон. И мы там в лесу западнее Медыни располагались, рыли окопы на окраине леса у какой-то дороги.

Тогда командиры нам и сказали, что из Москвы прибыл какой-то военный корреспонент Симонов. Он хотел побеседовать с группой офицеров. В сопровождении комиссара батальона он прибыл к нам, еще кто-то с ним был. И стал расспрашивать про боевые действия, которые мы вели, как все прошло. В группе офицеров шла беседа.

Он и мне он задал несколько вопросов. Спросил меня:

- Очень страшно было идти в атаку?

Я ответил:

- Конечно, страшно, но нужно было идти.

Еще Симонов спросил меня, что я чувствовали в первые мгновения атаки.

Я сказал военном у корреспонденту, что в первые мгновения боя я ничего не чувствовал, потому что был захвачен всеобщим азартом атаки. Он обо всем вьедливо и даже настырно расспрашивал. Было понятно, что прежде всего его интересовали переживаниями человека в боевой обстановке. Он всегда спрашивал: что вы чувствовали в бою, какой момент наиболее опасный? Он в солдасткую душу заглядывал, в самые потенные ее уголки. Я ему сказал, что больше всего боялся бомбежек. Потому что когда идешь в атаку, тут или ты заколешь противника, или он тебя. Когда же в воронку от разрыва артиллерийского снаряда забьешься, то знаешь, что по теории вероятности второй снаряд туда не упадет. Но когда сверху бомбят, а ты ничего не можешь сделать, - беспомощность чувствуешь. Это самое страшное, что я чувствовал во время войны. Об этом Симонову и рассказывал.

ХОДОКИ К СУСЛОВУ

А после войны мы с ним много раз встречались. В 1974 году меня с должности начальника штаба Уральского военного округа назначили начальником военно-научного управления Генштаба.

Вот тогда Симонов пришел ко мне с обидой - его не допускали до архивов, потому что он писал некоторые острые вещи, ГлавПУР его зажимал. Зажали его книгу «Разные дни войны». Это очень острая вещь о войне, правдивая. И он говорил, что в ГлавПУРе был, в других местах, и его книгу не выпускают. Но ведь надо признать, к позору нашему, что его ни разу не издали, по существу, в Воениздате. Издавался в разных других издательствах. Самый военный писатель! А Воениздат его не хотел издавать.

Я распорядился, чтобы его допустили в наши архивы.

Хотя это было не так просто. Я попросился на прием к Михаилу Суслову, секретарю ЦК КПСС, главному идеологу партии.

Поехал к нему с представителем ГлавПУРа. Суслов говорит: «А насколько достоверно то, что он пишет?» Я говорю: «Он пишет остро, даже иногда смягчая ту боевую обстановку, в которой мы были на фронте». Суслов «обещал подумать». Но «Разные дни войны» после моего разговора с Сусловым все-таки выпустили, но не в Воениздате.

А еще я помню, что Симонов обратился с письмом в ЦК КПСС и предложил, чтобы все участники боевых действий описали самый свой примечательный бой. Кстати, в Германии так и сделали.

Письмо из ЦК прислали в ГлавПУР, там рассматривали его «идеологи» армии - генерал Волкогонов, другие. Затем меня и еще несколько офицеров военно-научного управления ГШ, Института Военной истории вызвали к начальнику ГлавПУра генералу армии Алексею Епишеву. Мы стали с идеей Симонова соглашаться - было бы действительно хорошее дело, если бы каждый фронтовик оставил очень важное свидетельство о войне. Пусть его нельзя будет сразу опубликовать, но когда-нибудь такие письма-воспоминания нашли бы доступ к читателю. А Епишев нам свою знаменитую фразу сказал: «А кто будет отвечать за то, что они понапишут, Симонов?».

А я ему вроде как в шутку говорю: «Вам и придется отвечать».

Опасная, конечно, была шутка. Могла для меня плохо закончиться.

Но, слава богу, все обошлось. Хотя собирать солдатские письма так и не разрешили.

ПЕШИЕ ПРОГУЛКИ

Какие встречи с Симоновым после войны я еще помню?

Отдыхал вместе с ним два раза с Кисловодске.

Я - в военном санатории, он - в каком-то писательском доме отдыха. Встречаслиь мы во время пеших прогулок. Каждый день вместе ходили, подолгу беседовали. Он в то время хотел написать продолжение книги «Последнее лето». И расспрашивал меня про Белорусскую операцию. Как она планировалась, как проходила, как войскам доводили задачи. Симонов у меня допытывался: а почему же наши войска остановились с выходом на Одер и не пошли дальше? В то время кое-кому из псевдоаналитиков очень хотелось показать, что армия наша остановилась из-за бездарного руководства. Симонову же хотелось докопаться до сути. Я ему говорю: операция планировалась на глубину 250 километров. А до Одера уже прошли 500-600 километров. Раз планируется операция на 250 километров, то на 250 километров даются боеприпасы, горючее, продовольствие, всё с учетом этого дается. Войска были измотаны, аэродромы разрушены, дороги разрушены, мосты разрушены. Надо было восстановить все это, прежде чем дальше идти. Мы на пределе возможностей вышли на Одер, потому на время и встали.

ПИСЬМО МАТЕРИ

Симонов старался «вытянуть» из души солдата или офицера-фронтовика то, что лучше всего высвечиловало его состояние, положение дел на фронте. Его очень интересовали любые личные человеческие детали. Я ему рассказывал, как в районе Вильнюса (я служил в штабе округа уже) искал дивизию одну нашу. И вдруг - выстрел. Я выхватил пистолет, - смотрю, в меня целится сосунок какой-то, лет 18-19. Потом я узнал, что это из Армии Крайова был человек. Выстрелил в меня, не попал. Весь дрожит, мокрый. Я отобрал у него винтовку, патроны, не стал в него стрелять. Вот такой человек. Мы идем, освобождаем Польшу, а он стреляет в меня, в своего освободителя! А еще я ему рассказал, что когда в училище поступал, то со мной вместе поступал один мой друг. За 2 или 3 месяца до войны мы поступали. Он написал матери письмо в Смоленскую область, деревенской женщине. И тоже спросил ее - стоит ли мне идти в военное училище?

Мать его на оберточной бумаге, малограмотными буквами нацарапала ответ: «Иди, конечно, сынок, в военное училище, - не иностранцев же нам нанимать, чтобы Родину защищать»...

Начальник нашего училища, когда узнал об этом, то приказал это письмо на всех вечерних поверках во всех ротах зачитать.

Когда я рассказал об этом Симонову, он меня спросил: «Можно я использую это в своих публикациях?»

Я говорю: «Буду рад, если используете».

И он свое слово сдержал...

ЕГО ИСТОКИ

Константин Михайлович писал о военных делах не по обязанности, а по глубокой внутренней потребности. Он с юных лет до конца дней своих продолжал думать и писать о людских судьбах, связанных с войной и военной службой.

Симонов был одним из наиболее подготовленных в военном отношении писателей, глубоко знавшим военное дело, природу военного искусства, и особенно - его морально-психологические аспекты. Все, что им написано о войне, как правило, отличается глубоким профессионализмом. Его биографы объясняют это тем, что он рос и воспитывался в семье кадрового офицера, в военной среде. Сам Константин Михайлович не раз говорил, что наша армия с молодых лет сделалась для него родным домом, а люди этой армии стали самыми близкими для его сердца людьми. Особенно тепло и проникновенно он писал о беспокойной армейской жизни, командирах и их семьях в поэме «Иван да Марья». Тут стоит напомнить, что совсем еще молодым человеком Симонов участвовал в боевых действиях под Халхин-Голом. Непосредственно перед войной дважды учился на курсах военных корреспондентов при Военной академии имени М.В. Фрунзе и Военно-политической академии.

Все это, конечно, сыграло свою роль. Но особенно большое значение для постижения глубин военного дела имело то обстоятельство, что он необычайно много видел во время войны. Даже самые матерые участники войны имели возможность видеть ее лишь на своем участке фронта. Поглощенные своими делами по подготовке и ведению боевых действий, они не всегда имели возможность вдумываться в переживания людей и глубоко осмысливать все происходящее.

Положение военного корреспондента, да еще такого активного, деятельного и наблюдательного, как Симонов, создавало в этом отношении весьма широкие возможности. Он увидел войну «вживую» уже в самом ее начале. В июле 1941 года он был под Могилевом, в частях 172-й стрелковой дивизии, которая вела тяжелые оборонительные бои и прорывалась из окружения. Эти дни он считал самыми памятными за все время войны, потому и завещал развеять свой прах именно в этих местах.

Во время боев в Крыму он был в цепях контратакующих пехотинцев, участвовал в боевом походе подводной лодки. На далеком Севере вместе с разведчиками высаживался в тылу врага. Приходилось ему бывать и среди защитников Одессы, Сталинграда, в передовых частях во время Курской битвы, Белорусской операции, в завершающих операциях по освобождению Чехословакии, Польши и взятию Берлина. Был он и во многих других местах, где происходили решающие события.

Симонов был одним из первых, кто начал после войны тщательное изучение трофейных документов немецко-фашистской армии. Он подолгу и обстоятельно беседовал с маршалами Жуковым, Коневым и другими много воевавшими людьми. Немало сделал для обогащения писателя конкретным опытом войны генерал армии Жадов, с которым он очень дружил. Огромное количество фактов и живых впечатлений о важнейших событиях войны получил писатель из обширнейшей переписки с фронтовкиами. Симонов очень высоко ценил этот источник опыта и буквально в последние дни жизни (как я уже говорил) вышел с предложением организовать сбор и хранение всех неопубликованных воспоминаний, рассказов и наиболее характерных писем участников войны... К сожалению, это предложение не было полностью реализовано.

«ТОТ САМЫЙ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ В ГОДУ»

После пребывания на фронте в первые дни войны Симонов в своих дневниках записал: «Эти две недели войны, которые были так не похожи на все, о чем мы думали раньше. Настолько не похожи, что мне казалось: я и сам уже теперь не такой, каким уезжал 24 июня из Москвы».

А таких дней было 1418, и, перебирая их в памяти, писатель переплавил в своих чувствах и мыслях увиденное и пережитое как им самим, так и тысячами участников войны. Он проделал гигантскую работу по изучению и глубокому осмысливанию опыта войны именно с этой точки зрения. Он не приукрашивал войну, ярко и образно показал ее суровый лик:

Тот самый длинный день в году

С его безоблачной погодой

Нам выдал общую беду

На всех, на все четыре года.

Она такой вдавила след

И стольких наземь положила,

Что двадцать лет, и тридцать лет

Живым не вериться, что живы…

Особенно яркое отображение это нашло в уникальных с точки зрения правдивого воспроизведения войны фронтовых записках «Разные дни войны». Читая такие глубоко проникновенные свидетельства, даже видавшие виды участники войны обогащают себя новыми наблюдениями и более глубоко осмысливают многие, казалось бы, хорошо известные события. Несмотря на давность времени, перед нами очень живо и как бы заново возникают суровые дни войны со всеми сложными и противоречивыми чувствами, которые мы, фронтовики, не раз переживали, но никогда не смогли бы выразить так ярко и убедительно, как это сделал Симонов.

Константин Симонов и Махмуд Гареев

Так описать бои времен Великой Отечественной войны мог лишь человек, который не только сам прошел все эти тяжелые испытания, но и обладал особой психологической наблюдательностью и редким даром образного воспроизведения человеческих мыслей и чувств, отличающим настоящего писателя от обычного, пусть даже очень вдумчивого и много видавшего человека.

Конечно, не все ему в равной степени хорошо удавалось, были и отдельные неудачи. Но главное, что им создано, что характеризует его творчество, останется навсегда и будет служить добрую службу народу нашему и его вооруженным силам. Этим главным в творчестве Константина Симонова было утверждение в литературе и в жизни идей защиты Отечества и глубокого понимания патриотического и воинского долга.

В «Живых и мертвых» старый рабочий Попков, сожалея, что не все у Красной армии есть, чему надо быть, говорит: «Да, я бы на самый крайний случай и эту квартиру отдал, в одной комнате прожил, я бы на восьмушке хлеба, на баланде, как в Гражданскую, жил, только бы у Красной армии все было…».

Этот и подобные ему маленькие эпизоды как нельзя лучше передают настроение большинства советских людей, предопределившее их стойкость и мужество в годы войны.

Таких эпизодов было немало, и они заставляют каждый раз задуматься, при каких обстоятельствах, каким путем было достигнуто такое воспитание нашей армии и народа. Свой вклад в это дело внесли и наша литература, и искусство. Трудно переоценить, какое влияние на молодое поколение тех лет оказали произведения Серафимовича, Фурманова, Островского, Алексея Толстого, Шолохова, Фадеева, Гайдара и других выдающихся писателей. Под непосредственным влиянием этих замечательных писателей, поэтов, деятелей искусства воспитывался и складывался как писатель и Константин Симонов. Он всегда с теплотой отзывался об Аркадии Гайдаре. В их жизни и творчестве много общего. Гайдар погиб среди тех лучших наших людей, которые первыми приняли на себя удар врага и защищали Родину на самых передовых ее рубежах. И не случайно сегодня те, кого не устраивает наша победа в Великой Отечественной войне, пытаются опорочить этого замечательного писателя. Правда, немало поспособствовали этому и некоторые члены его семьи...

«Я ОСТАЛСЯ В ЖИВЫХ СЛУЧАЙНО»

Симонов считал, что оказался в живых случайно и должен был остаться там, где полегли в первые дни войны лучшие наши солдаты. Вот в таких жизненных обстоятельствах происходило его формирование как военного писателя, которого справделиво называют «русским Хемингуэем».

Симонов живо откликался на все важнейшие события в жизни нашей страны и вооруженных сил. Сразу после гражданской войны в Испании появляется «Парень из нашего города». В сознании писателя не укладывается мысль о гибели в Испании Мате Залка (генерала Лукача) - антифашиста, бойца. В стихотворении «Генерал» Симонов скажет: «Пока еще в небе испанском германские птицы видны, не верьте: ни письма, ни слухи о смерти его не верны».

Идет Великая Отечественная, а жизнь продолжается, работают театры, но нет ни одной пьесы о том главном, чем живут в этот период советские люди. Симонов буквально истязает себя, работая почти круглыми сутками, и в удивительно короткие сроки создает пьесу «Русские люди». Легендарное стихотворение «Жди меня» выразило сокровенные мысли миллионов людей о любви, преданности и вере в победу. Под впечатлением Сталинградского сражения появляется повесть «Дни и ночи». В послевоенные годы Симонов пишет, как он говорил, свой «главный» военный роман - трилогию «Живые и мертвые», где в убедительной художественной форме раскрываются глубинные истоки и «секреты» того, почему солдатами не рождаются и как нелегко происходит становление настоящих воинов.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ «КОМБАЙН»

Иногда Константина Михайловича обвиняли в некоторой поспешности и даже в авангардизме. Илья Сельвинский еще до войны говорил: «Симонов - это какой-то комбайн». Но литературная оперативность определялась стремлением жить одной жизнью с народом и его армией, быть не только писателем, но и активным участником происходящих событий.

Есть писатели, которые до сих пор горделиво ждут, когда дистанция времени наберет нужные для них размеры и можно будет о всех делах войны судить более объективно и безошибочно. И может, со временем появятся произведения, которые еще более глубоко и убедительно воспроизведут события Великой Отечественной. Но жизнь не ждет. В той обстановке, в которой мы живем, остаются актуальными и, более того, становятся еще более сложными задачи обеспечения оборонной безопасности России. Последние события на Ближнем Востоке, в Сирии наглядно свидетельствуют об этом. Тем более, что у нас появились большие изъяны в патриотическом воспитании. И некоторые известные общественные деятели заявляют: «Если нападут китайцы или вьетнамцы, пойду защищать страну, а если придут натовцы, я буду встречать их с цветами».

Как раньше, так и теперь всякий честный писатель-патриот не может не понимать, что нельзя стоять в стороне от решения важнейших задач, связанных с безопасностью нашей Родины. Потому так называемый «авангардизм» Симонова может служить лишь хорошим примером. И вопрос этот не чисто литературный, а вопрос весьма значимый как в общественном, так и государственном отношении.

СЛОВО - ТОЖЕ СОЛДАТ

В наше смутное время, когда самые святые и незыблемые для нормального общества понятия, в том числе идея защиты Отечества, кое-кто пытается поставить под сомнение, значительно труднее решать оборонные задачи. Вся работа по подготовке молодежи для службы в вооруженных силах должна быть более глубокой, аргументированной и убедительной.

И в этой важной и многообразной работе мы и в наше время не и можем обойтись без новых Шолоховых, Фадеевых, Твардовских и Симоновых. Теперь, когда не стало Константина Михайловича, нам особо приходится дорожить каждым талантливым писателем, и который обращается к военной тематике. Художественные произведения, правдиво отображающие становление солдата и офицера в боевой учебе в мирное время и в бою, постижение таинства военного искусства, иногда очень простого в теории, на словах, но чрезвычайно сложного в практическом исполнении, крайне нужны и сегодня, особенно для воинского воспитания молодых офицеров.

Известно, что Лев Толстой, создавший «Войну и мир», не был участником войны 1812 г. Короче говоря, и в этом деле не боги горшки обжигают. Вместе с тем продолжение богатых традиций литературы в области военной тематики требует симоновской самоотверженности, преданности, любви к этому делу и, конечно, глубокого постижения специфики военного дела.

Разработка военной тематики Симоновым отличается, прежде всего, тонким пониманием сложнейших проблем воинского воспитания. Наиболее полное воплощение это нашло в трилогии «Живые и мертвые» и особенно в книгах «Солдатами не рождаются» и «Последнее лето». Но «военная косточка» автора этих книг проглядывается и в «Товарищах по оружию», и в повести «Дни и ночи», и в уже упоминавшихся дневниках.

МРАЧНЫЕ КРАСКИ ПРАВДЫ

Снова вернусь к первому посещению фронта Симоновым в 1941 году под Могилевом. Известно, какая тяжелая атмосфера царила тогда на фронте. И в толще этих ошеломляющих событий, военных неудач, личного горя и тревоги каждого человека за судьбу своей Родины нетрудно было увидеть и беспорядки, и всевозможные неурядицы в действиях многих соединений и частей, и в управлении войсками.

Услышал, например, журналист или писатель, что у кого-то из солдат в начале войны не было винтовки, - сразу делаются обобщающие выводы: «В армии на троих была одна винтовка, воевали без оружия и т.д.».

Но найти и разглядеть во всем этом сложном переплетении событий (не только в общем виде, а в конкретных людях и эпизодах) глубинные истоки того, что в морально-политическом и чисто военном плане предопределяло наши будущие победы, мог только очень талантливый писатель, хорошо понимающий, что нужно для победы над врагом и из чего она складывается. Симонов это умел.

Некоторые критики упрекали Симонова в том, что он в слишком мрачных красках нарисовал события 1941 года. Странно было бы как-то по-другому их изображать. Но внимательный читатель не может не заметить, что в нарисованных им картинах отступления и первых неудач нет и признаков безысходности. В умелых действиях 172-й дивизии, других соединений и частей, командиров типа Кутепова молодой писатель увидел и не уступающее фашистам воинское умение, и одно из важнейших слагаемых военных успехов — организованность и твердое управление людьми. Видимо, вообще не существует человека, который бы не понимал значения дисциплины и воинского порядка, когда речь идет об этом отвлеченно, в общей постановке. Но когда дело касается конкретной личности, испытывающей от этого неудобства и определенные лишения, нередко считается, что в данном случае можно было бы обойтись как-то иначе. Думаю, немало нашлось бы и штабных офицеров, прибывших «сверху», и корреспондентов, которые бы возмутились или по крайней мере обиделись, что с ними так грубо и бесцеремонно обращаются: задерживают, угрожают положить на землю и держать до рассвета, под конвоем доставляют в штаб. Но когда подобным образом поступили с Симоновым по прибытии на командный пункт 172-й стрелковой дивизии, его все это даже порадовало. Он сразу почувствовал дисциплину, порядок, уверенность, понял — война идет далеко не так, как задумано противником, и есть многие другие предпосылки того, что в конечном счете мы одолеем врага. Такое тонкое понимание военной «изюминки», военного искусства мы видим во многих его произведениях.

Поэтому приходится только удивляться лихости и наивности некоторых писателей, историков, политических деятелей и журналистов. Они изображают иногда дело таким образом: мол, любой гражданский человек может прийти во время войны в армию и запросто управлять войсками; самоуверенно задним числом втолковывают Жукову, что Рокоссовскому и Коневу, как надо было воевать, а в мирное время поучают, как надо осуществлять военную реформу. И после этого еще позволяют себе говорить о «профессионализме». Симонов себе такого не позволял.

НЕПРИПУДЕРНАЯ ПРАВДА

Особенно глубоко всю сложность военного искусства Симонов понял, изучая после войны оперативные документы и описания различных военных операций. Наиболее яркое и убедительное отражение это нашло в книге «Последнее лето». Этот роман, скорее всего, первое художественное произведение, отобразившее грандиозную и разнообразную работу, которая проводится по подготовке крупной наступательной операции. Вполне понятно, что корреспондент газеты во время войны не мог знать всех подробностей планирования и подготовки операции, особенно если речь шла о деятельности командования и штабов. Однажды после недельной работы в Подольском архиве Константин Михайлович рассказывал мне, насколько поразил его масштаб подготовительных мероприятий. Он сумел передать этот масштаб ярко и выразительно, с доскональным знанием дела, через мысли, чувства, характеры и поведение людей, а не просто прибегнул к подробному описанию событий — больших и малых, очевидцами и участниками которых довелось быть его героям при подготовке операции.

От командарма Серпилина, члена Военного совета Захарова, начальника штаба Бойко, которые оказались в центре этих событий, требуются огромное напряжение и интеллектуальные усилия, чтобы тщательно спланировать предстоящие боевые действия, максимально использовать в операции все имеющиеся силы и средства для согласования действий соединений и частей различных родов войск. Задача осложняется тем, что и на «той» стороне напряженная работа с целью сорвать планы советского командования. Планирование боевых действий, несмотря на всю их важность и сложность, — это лишь начало подготовки операции. Наряду с практическими мероприятиями необходимы также огромная воля, настойчивость, титаническая организаторская работа в штабах и в войсках, чтобы добиться правильного понимания поставленных задач, организовать и подготовить войска. Этот изнурительный труд не допускал ни перерывов, ни отдыха, ни малейшего расслабления.

Эту операцию уже не мог начать по своему почину никакой даже самый выдающийся полководец; для проведения такой операции должна была работать вся страна, весь народ. Так, при подготовке Белорусской операции только в июне 1944 г. фронтам было подано более 75 тысяч вагонов с войсками, техникой, боеприпасами и другими грузами. Средний расход материальных средств на каждый километр, пройденный войсками 1-го Белорусского фронта в Висло-Одерской операции, составил по боеприпасам — 250 т, по горючему — 333 т., а в Берлинской операции соответственно - 2000 т и 1320 т. В то время не все догадывались о размерах материальных затрат, но интуитивно не могли не понимать, каких неимоверных усилий народа стоит будущая победа. Симоновский герой Серпилин комментирует: «Думаешь, только те военные, у которых погоны на плечах? Нет, военные — это все те, у кого война на плечах».

И сам Серпилин, и его подчиненные накануне Белорусской операции были отнюдь не теми, что в 1941 году. Анализируя тяжкий путь становления, они ловят себя на мысли, что в начале войны не было такого командующего или командира, который бы теоретически не понимал необходимости сосредоточения основных усилий на решающих направлениях или той же необходимости разведки и надежного огневого поражения противника. И все же нужно было пройти длительному времени, прежде чем они научились претворять положения военной теории на практике.

Самые правильные теоретические взгляды становятся материальной силой и составной частью военного искусства только тогда, когда ими овладевают не отдельные военачальники и командиры, а основная масса офицерского состава. В этом отношении весьма характерен эпизод, подмеченный Симоновым под Тарнополем: «Полковник К. произвел на меня именно такое впечатление — очень обыкновенного человека, который не отличался, мне кажется, ни большим военным талантом, ни сверхъестественной, сокрушительной силой воли. И в то же время именно он штурмовал и овладел наиболее трудным участком обороны Тарнополя. А самое главное - в этом не было ничего удивительного, и мне с самого начала, как только я попал к нему, казалось, что так оно и должно быть. Именно на таких людях сказывается общий уровень армии, в которой не все командиры высоко талантливы и непогрешимы, но которая все решительнее и спокойнее выигрывает войну» («Два письма из Тарнополя»).

ОБЫЧНЫЕ ГЕРОИ

В произведениях Симонова часто и остро ставится вопрос о требованиях, которые предъявляются к командирам и офицерам штабов - вообще к военным руководителям. Среди героев его произведений нет исключительных личностей и героических натур. Луконин, Серпилин, Сафонов, Сабуров, Пантелеев, Синцов, Климович — обычные командиры и политработники со всеми достоинствами и недостатками, свойственными живым людям. Но отличаются они, прежде всего, преданностью народу, творческим подходом к решению боевых задач и самоотверженностью в своей деятельности. Его симпатии на стороне людей, глубоко знающих и любящих военное дело, отдающих всего себя без остатка военной службе. Он высоко ценит в них естественную простоту, деловитость, организаторские способности, твердость и решительность характера, принципиальность. Не может быть хорошего командира, если он ответственности за свои решения боится больше, чем противника.

По Симонову, война для кадрового офицера — это экзамен, который неизвестно когда состоится, но к которому надо готовиться всю жизнь. Ни в одной отрасли деятельности не считается достойным плохо знать и делать свое дело. Но в боевой обстановке это граничит с преступлением. Очень важно, чтобы люди верили своим командирам. Не секрет, какой подъем боевого настроения и уверенности вызывало только само появление на том или ином фронте таких полководцев, как Жуков, Рокоссовский, Черняховский и другие.

В конце романа «Солдатами не рождаются» Синцов, узнав о назначении Серпилина командующим армией, с удовлетворением подумал: «... хорошо, когда такой человек, приходит командовать армией, потому что такой человек потянет, и хорошо потянет...»

Для того, чтобы завоевать такое доверие войск и одержать победы, военачальнику и командиру на пути к этому приходится преодолевать не только сопротивление противника. Во время войны, когда создаются сложнейшие ситуации с переплетением самых различных противоречий и до предела обостряется ответственность за принятие решений и их исполнение, дело не может обходиться без столкновения мнений, стремлений и характеров. В этих условиях симоновские герои не раз попадают в положение, когда оказывается, что порой проявление обычного гражданского мужества дается труднее, чем самой отчаянной храбрости и решительности в бою.

В романе «Солдатами не рождаются» Иван Алексеевич говорит: «А вот чтобы люди никому — как бы высоко ни стоял! — не страшились давать советы, не имели нужды угадывать его мнение, чтобы эта нужда постепенно не сделалась потребностью, которая превращает даже самых хороших людей в дрянных, — вот это, как говорится, вопрос вопросов.

Конечно, это зависит от тех, кто дает советы, но гораздо больше - от того, кому дают».

В своих романах Симонов не обходит и многие другие сложные проблемы, с которыми приходится сталкиваться во время войны и которые продолжают волновать нашу военную общественность в послевоенные годы и особенно в связи с событиями в Афганистане и Чечне. Помню один спор, когда Константину Михайловичу говорили, что чрезмерный военный профессионализм не нужен в художественной литературе и что это не тот вопрос, по которому надо возбуждать общественное мнение. В ответ он ссылался на «Войну и мир» и «Севастопольские рассказы» Толстого, военному профессионализму которого может позавидовать любой писатель и сегодня. Но дело не только в этих историко-литературных аналогиях. Художественная литература, посвященная военной тематике, призвана правдиво воспроизвести многообразный труд человека на войне и процесс выработки у него тех боевых качеств, без которых невозможно одолеть врага даже самым преданным и хорошо вооруженным людям.

***

Симонов до конца стоял за правдивое освещение истории войны, исходя из того, что это правда сложная, в ней много сторон. Ее и надо писать и объяснять как сложную правду. Только тогда она будет подлинной правдой. Если твердить, что мы отошли до Волги, и не упоминать о том, что пришли в Берлин, то это не вся правда. И, создавая роман «Живые и мертвые», он полагал, что роман должен быть не итогом, а процессом познания, этапом на пути к истине.

В одном из своих выступлений в 1963 г. он говорил: «В паруса истории должен дуть только один ветер, ветер правды, другого ветра у истории нет и не будет, а все остальное - это не ветер истории, это сквозняки конъюнктуры». К сожалению, даже некоторые наши хорошие писатели под воздействием этих сквозняков заболели нигилистической болезнью.

Писатель Виктор Астафьев после войны написал ряд правдивых книг. Симонов сразу высоко оценил «Зрячий посох», вскоре два писателя встретились. Но затем Виктор Петрович, к сожалению, как и некоторые другие писатели, потерял свойственные ему когда-то жизненные и художественные ориентиры. Ему присудили Государственную премию не за его ранее написанные действительно талантливые книги о войне, а за одиозную, насквозь идеологизированную книгу «Прокляты и убиты», которая является издевательством над всем тем, за что воевал Жуков и за что ратовал Симонов. В этой книге есть что угодно, но там и близко нет какой-либо правды о войне. Поразительно, но книга «Чертова яма» не выдерживает критики прежде всего с точки зрения элементарных основ демократизма и уважения человеческого достоинства. Если даже допустить, что все командиры в запасном полку были негодными, разве это оправдывает самих солдат, в том числе будущего автора книги, если они испражняются и гадят там, где живут? Можно ненавидеть командиров, воинский порядок, но солдат должен же уважать хотя бы себя, своих товарищей и не жить по-скотски. Наконец, одернуть и привести в порядок в конец опустившегося товарища. Нет, оказывается, люди сами ничего не должны делать и ни за что не должны отвечать. Это все дело рук начальства. Что ж тут остается от человеческой самостоятельности и ответственности? Не говоря уже о том, что описанные Астафьевым люди со скотской психологией никакой победы одержать не могли. Букеровскую премию присудили Георгию Владимову за роман «Генерал и его армия», где прославляются предатели и гитлеровские генералы. Ещё более бесцеремонная и наглая попытка опошления истории войны предпринята в телефильме Синельникова «Последний миф», где выдвигается тезис о напрасности нашего участия в Великой Отечественной войне. Этот фильм получил первую премию в Нью-Йорке.

И мы всегда будем убиты (по крайней мере морально) и прокляты, если не отучимся от дурной привычки гадить вокруг себя, не оставляя чистого и светлого места ни в своем прошлом, ни в настоящем. Изображаемая отдельными писателям «правда» войны оказывается однобокой, ибо они смотрят на нее только через амбразуру «рядового», вольно или невольно противопоставляя «верхи» и «низы», как будто не одно дело они делали во время войны.

Дело здесь не только в объективности и справедливости. Такой подход искажает более сложную и действительную правду войны. Симонов тоже много пишет об особой ответственности старших начальников, но, говоря обо всем этом прямо и без прикрас, не забывает обращать внимание и на другую сторону: удача или неудача в боевой обстановке определяется не только решением и приказом командира, но и тем как его исполняют во всех звеньях. Поэтому он всячески подчеркивает значимость труда каждого человека на войне, его персональную ответственность за защиту Родины.

Лазарь Лазарев удачу симоновского рассказа «Перед атакой» видит в том. «... что писателем была к тому времени прочувствована и осознана мысль о значительности того, что предстояло совершить солдатам, когда они идут в бой за маленькую деревню или отстаивают безымянную высоту, потому что на пути к победе и миру во что бы то ни стало должна быть взята и эта деревушка и не отдана врагу и эта высота; мысль о незаметном, но ничем и никак незаменимом ежедневном вкладе в общее дело победы над врагом «одного из тысяч» - обыкновенного солдата или офицера. И все это писателю удалось раскрыть изнутри - с более трудной задачей и темой, признается Симонов, он в войну не сталкивался.

Понимание боя и войны как явления двустороннего, необходимость трезвой оценки своих сил и противника органически присутствует у Симонова при описании всех важнейших событий. Уже в пьесе «Русские люди», написанной в начале войны, показан умный, сильный и коварный противник. И какую дешевку в этом свете преподносит нам Резун (Суворов) в книге «Самоубийство».

Бесспорно, наиболее характерным для наших людей в период воины был массовый героизм и отображение этой подлинной правды составляет главное содержание творчества Симонова. Вместе с тем, он не закрывает глаза и на то, что, к сожалению, во время войны бывали и случаи трусости и предательства. Воспитывая молодежь прежде всего на положительных примерах, нельзя забывать и о том, почему оказались возможными подобные изъяны в воспитании людей, И не все из них умышленно становились на такой путь. Может быть, некоторые из них мечтали о подвигах. Часто у таких людей просто не оказывалось той жизненной, моральной и физической закалки без которых даже человек хороших намерений не может выстоять при серьезных военных испытаниях. Война, бой — это прежде всего тяжелый, многогранный труд, непрестижная изнурительная работа, начиная от командования, штабов и кончая рядовым летчиком, моряком, сапером, танкистом, артиллеристом или пехотинцем. Поэтому трудовое воспитание, хорошая жизненная закалка, «украшение жизни тревогами», трудной работой — важнейшие условия подготовки молодых людей к воинской службе и к жизненным испытаниям.

По-разному можно относиться к литературным достижениям творчества Симонова и удивляться существованию различных мнений по этому поводу не приходится, если Тургенев не почитал Некрасова, а Лев Толстой говорил о чеховских пьесах: «Очень плохо - хуже даже, чем у Шекспира».

Не жаловали Симонова в основном те руководители, которые после войны хотели выглядеть значительно лучше, чем это им удавалось во время войны, люди, пытавшиеся «перевоевать войну на бумаге», писатели и окололитературные щелкоперы, которых любой ветерок перегоняет с одной стороны на другую. Достаточно сказать, что книги писателя, который больше всех сделал для воспитания офицеров, почти не издавались в Воениздате.

Константин Михайлович был убежденным государственником. Он, например, остро переживал события в Венгрии в 1956 г. или в Чехословакии в 1968 г., кризисные явления в Советском Союзе, стоял за перемены, но в отличие от некоторых диссидентов он не хотел быть участником разрушения страны, чтобы потом не сокрушаться по поводу того, что с нами произошло и глупо объясняться, что «мы не этого хотели». В этом суть ответственности писателя перед обществом и смысл некрасовских слов «гражданином быть обязан». Вообще, патриотизм, гражданственность, уважительное отношение к своей армии, готовность в любой момент встать в ее ряды, внимание к военной тематике — это в традиции русской литературы, заложенной еще Пушкиным.

В целом при самых разных взглядах на творчество Симонова у его книг счастливая судьба, они востребованы не одним поколением. При всех обстоятельствах то, что он говорил в прозе и поэзии «что-то свое», свойственное только ему как писателю, его за слуги в правдивом и глубоко патриотическом изображении советских людей на войне никто не может отрицать. Как всякий по-настоящему талантливый самобытный человек, он имел очень много друзей, не обходилось и без недоброжелателей. Но людей равнодушных к нему не было.

Симонов никогда не шел на сделку с совестью, и его подлинная принципиальность в таких вопросах сослужила хорошую службу и нашей литературе, и нашей армии, и нашему Отечеству.