Как меня чуть не провело лето

Был прошлый век. Колосились 80-е. Учебный год катил к финалу. И в качестве неизбежной летней практики 13-летним нам маячил ЛТО – лагерь труда и отдыха. Были в советское время такие учреждения детско-исправительных сельхозработ. Там предполагалось одним махом убивать трех зайцев: 1) дети отдыхают на лоне природы, 2) делом заняты, пользу приносят и 3) труд превращает незрелого школьника в Личность.

И вот однажды теплым летним утром нас собрали возле школы, погрузили в автобус и повезли в светлое настоящее.

Лагерь находился за городом, на берегу реки Великой, рядом с проезжей частью. Поэтому небольшую его территорию обнесли высоким серым каменным забором. За забором старые вагончики, для жизни. Столовая для поесть, площадка для танцев, туалеты свободного падения, умывалка под навесом. Все по-советски общественно, без намека на интимность.

В дальнем углу лагерного забора, под ивами, предыдущими невольниками проделан лаз – удирать купаться на реку, что строго запрещалось: спасать тонущих беглецов некому.

Из развлечений предлагались утренняя зарядка, вечерние танцы, а также круглосуточный разгул детской (и не только) фантазии в пределах обозначенного пространства. Ну и труд, на благо государства.

За лагерем было закреплено бескрайнее совхозное поле, мильён га. На том поле морковка. Ту морковку нам предстояло полоть.

Перед началом сельхозработ нас проинструктировали: кто выдернет будущий овощ вместе с травой – останется без… не помню уже, без чего.

Было начало лета, жара, засуха. Морковь расти не торопилась, выпустила только два листочка, по виду – трава обыкновенная. Многие товарищи по борьбе с сорняками были вообще не знакомы с прелестями дачной жизни и отличить морковь от подсолнуха могли лишь по плодам. А еще окаменевшая глинистая земля не желала без боя расставаться с корешками. Отобранные же у природы вершки прополкой не считались. Халтурщиков педагог-проверяющий мог заставить переделывать работу.

На поле нас привозили на ПАЗике, по утреннему холодку, после зарядки и завтрака. Наделяли каждого грядкой, длиной 600 метров каждая (мы поинтересовались). Норма дня – одна человеко-грядка.

Конец поля виднелся где-то на подступах к горизонту. На нас дружно командовали: рота, согнись! И мы депрессивной саранчой, не разгибаясь, отсюда и до обеда уничтожали почти все, что смогло вырасти на этой неплодородной почве.

Через пару дней от неестественной нагрузки мы маялись кто ногами, кто спиной. Вечером танцевали смешно и недолго: хотелось спать. Воспитатели успокаивали: все наладится, дело привычки.

Кстати, для меня это был первый в жизни опыт неотвратимого посещения лагеря. В иные лета я жила в деревне у бабушки и, откровенно говоря, из работ на земле предпочла бы заготовку сена, нежели прополку в геркулесовых масштабах. Но сенокос в этом лагере в перечень крепостных работ не входил. Да и не время еще было.

Так мы ездили на беспредельные поля нашей необъятной Родины примерно неделю. После чего нас повезли в гости к другому ЛТО. И вечером того дня мы возвращались в свои застенки в сильно опущенном настроении.

Другой лагерь показался нам раем на земле. Чего стоили одни только счастливые лица его детских обитателей! Эдем расположился в сосновом лесу, на берегу озера с большим песчаным пляжем. И школьникам, разумеется, разрешалось купаться. Пионэры жили в деревянных домиках с нормальными кроватями и другими человечьими условиями.

А полевые работы у этих ребят были гораздо легче. Мы побывали на их поле. Почва рыхлая, кроме свеклы, растет одна лебеда. Этот сорняк только на вид был страшен, а тягался легко, наш пырей не чета.

И как-то сразу мы почувствовали страшную усталость от жизни. А мне тогда и вовсе открылся тайный смысл известной пословицы: «Терпенье и труд. Всё. ПереТРУД».

Поразмыслив, я решила, что с меня довольно лагерной жизни. И в родительский день совершила дерзкий, неслыханный и, главное, позорный для советского человека поступок – потребовала окончательного и безоговорочного исключения меня из членов. Родители, спасая хрупкую детскую психику и порушенное физическое здоровье, приняли мою сторону. И уже через час я была дома. Свободная и счастливая.

А после моего побега нашей антисорнячной бригаде выделили другое поле, более удобное в использовании. Морковное же отдали совхозным рабочим – как гораздо более старшим и опытным соратникам.

И я тогда узрела противоречивый смысл другой поговорки – «Один в поле не воин».